Почему-то со школьной скамьи у нас сложилось представление о когда-то существовавшем ледниковом периоде – времени, когда большая часть Евразии и Северной Америки покрывалась надвигавшимися с севера ледниками, причем высота покровного оледенения достигала 2-4 км.
А был ли ледник, могло ли происходить движение огромных пластов льда по равнинной территории Европы и Америки? И каким образом происходило столь быстрое восстановление растительного и животного мира на территориях занятых ледником в межледниковье и после него?
Оказывается, почти два столетия существуют две версии причин природных изменений, произошедших в плейстоцене: дрифтовая гипотеза Ч. Ляйеля и гипотеза гигантских покровных оледенений Л. Агассиса.
В чем, собственно, дело? А в том, что еще в 18 веке, а то и раньше любопытные исследователи стали раздумывать, каким образом на территории равнинной Европы оказались валуны, гравий и другой чужеродный материал, получивший название «эрратический материал».
Дрифтовая гипотеза основным фактором разноса (или дрифта) признает айсберги, морские, озерные и речные льды.
Ледниковая гипотеза – ледники, причем не только горные, но и покровные, которые доставляли в прошлом эрратический материал вплоть до юга Русской равнины, т.е. на сотни километров от Скандинавского щита или даже на многие сотни километров от Новой Земли.
Согласно ледниковой гипотезе еще каких-то двадцать тысяч лет назад Земля пребывала в жестоких объятиях ледникового периода. Гигантские массы льда, получавшие непрерывное пополнение из арктических бастионов холода, медленно наступали на юг, безжалостно погребая под собой леса, равнины и горы.
Большинство гляциалистов (сторонников ледниковой теории) описывают на протяжении плейстоцена четыре оледенения для Западной Европы («альпийская» схема) и три для Русской равнины. Альпийская последовательность оледенений – гюнц, миндель, рисс, вюрм. Для Европейской России трем последним соответствуют окское, днепровское (с московской стадией) и валдайское (с двумя или более стадиями) оледенения.
Образование гигантских ледников связывают с всеобщим похолоданием климата, причем на подпитку ледника требовалось изъятие воды у гидросферы, у Мирового океана, что так же совпадает по времени с понижением уровня мирового океана, максимальная регрессия которого зафиксирована - 140 м. Высчитывая объем воды, потерянный в океане подсчитали объем образовавшегося льда. При 140-метровой регрессии он составляет 56,7 млн. куб. км. Исходя из того, что мощность ледниковых покровов составляет около 2–3 км, рассчитали площадь ледников. По результатам таких расчетов примерно 76 % территории Европы во время рисского оледенения находилось под покровом льда, а при последнем вюрмском оледенении все острова Арктики и Арктический бассейн (21 –17 тыс. лет назад) находились под куполом Панарктического ледника. Предполагается, что огромные ледниковые покровы возникали, развивались и деградировали за невероятно короткое время – порядка всего 5 тыс. лет.
Но так ли все было на самом деле?
Так, физики говорят о невозможности аккумуляции влаги ледником в таких объемах в условиях высокогорья. По расчетам А.И. Воейкова (1884) для того, чтобы край Скандинавского ледника мог достигать юга Русской равнины, ему был необходим купол высотой в 18 км (только при этом условии достигалось бы необходимое давление, при котором ледник способен был бы «дотекать» до Русской равнины). Образование подобного ледникового купола, невозможно по той причине, что на значительно меньшей высоте (даже на Гималаях) в атмосфере уже нет влаги.
Нет представлений, как покровный ледник мог транспортировать эрратический материал по пересеченной местности на многие сотни километров, ведь фронтальная часть ледника и его подошва представляют собой зоны разрушения ледника.
Площадь древнего оледенения Северной Америки предполагалась – 18 млн. кв. км. И оно должно было в силу непонятных причин развиваться и исчезать многократно, тогда как рядом стабильно существовал сравнительно небольшой Гренландский ледниковый покров несоизмеримо меньших размеров (1,8 млн. кв. км), и он почему-то ни разу существенно не деградировал и полностью не растаял. Нелогичность этого сочетания очевидна.
Представлениям о Панарктическом ледниковом щите, существовавшем до конца плейстоцена и покрывавшем огромные территории северных материков, прямо противоречат многочисленные факты. Так степень оледенения Шпицбергена в вюрме принципиально не отличалась по мощности от современного оледенения этого архипелага; оледенение Северной Земли в период обитания там мамонтов (24 – 11 тыс. лет назад) было менее мощным, чем в настоящее время.
Регрессии и трансгрессии океана случались и раньше в истории Земли, причем с большей амплитудой, и без образования ледников. Изменения же уровня океана связаны с движениями земной коры. Что как раз и привело к ряду постепенных врезов (углублений) речных долин и еще более мозаичному ландшафту. Поднятие земной коры и увеличение площадей суши привело к образованию сухопутного «моста» между Евразией и Америкой, что и способствовало расселению флоры и фауны, а также человека.
Самое интересное, что во время предполагаемого оледенения и на северных архипелагах и на территориях Европы и Северной Америки существовали разнообразная растительность и животный мир. Скорость же распространения растительности достаточно невелика, что сводит к невозможности быстрого восстановления растительного покрова в межледниковье и после него.
Еще до того, как была сформулирована дрифтовая гипотеза, М.В. Ломоносов в 1763 г. и И.И. Лепехин в 1771 г. обосновывали перенос камней, вмерзших в лед, во время весеннего половодья, что можно пронаблюдать и в настоящее время.
Видимо, более масштабный перенос обломочного горного материала связан с периодическими прорывами северных вод, несущих льдины, вглубь материка, в том числе и по древним долинам рек. Так, видимо, произошел прорыв вод огромного водоема на месте современного Балтийского и Белого морей при регрессии океана. Образование Акчагыльского моря, оставившего следы на территории Татарстана, связывают с прорывом вод Северного Ледовитого океана через долины Камы и Волги.
К сожалению в данной статье невозможно более подробно рассмотреть все версии и доводы, характеризующие процессы и климатическую обстановку плейстоцена. Об этом подробно можно прочитать в книге «Восточно-европейские леса», под редакцией О.В. Смирновой, издательство «Наука», Москва, 2004 г.
Тем не менее, обе гипотезы интересны и имеют одинаковое право на существование.
Интересно и то, что современные палеоботанические и палеозоологические данные позволяют воссоздать картину позднего плейстоцена (12-40 тыс. лет назад) на территории Северной Евразии. Это время совпадает с последним оледенением. Территория Северной Евразии в большей части представляла собой обширные открытые пространства травяных фитоценозов с незначительными островками лесов. Произошедшее углубление речных долин и расчлененности рельефа увеличило разнообразие ландшафтов.
Для позднеплейстоценовой флоры и фауны характерен смешанный состав, т.е. на одной территории существовали растения и животные, которые в настоящее время характерны для разных климатических зон (тундровые, степные и лесные виды). Главными средопреобразователями, ключевыми видами (эдификаторами) являлись крупные фитофаги – животные, так называемого «мамонтового комплекса». Ареал мамонта, вопреки представлениям о нем как о животном тундровой зоны, простирался от северных границ Евразии до Средней Азии и Китая, от Атлантического океана до Тихого. По аналогии с современными Африканскими саваннами, мамонты, как и современные слоны, уничтожали кустарники, подрост и взрослые деревья. Совместно с другими видами крупных фитофагов – бизонами, турами, сайгаками, овцебыками, шерстистыми носорогами, лошадьми, куланами, а также различными видами оленьих – мамонты постоянно воздействовали на травяной покров и почву, а в зимнее время - и на снежный покров. Их стада при сезонных миграциях расселяли зоохорные (т.е. распространяющиеся с помощью животных) виды растений. Селективное воздействие выпаса различных видов фитофагов, неравномерность вытаптывания, предпочтение ими различных местообитаний и миграционных маршрутов способствовали интенсификации биогенных процессов и увеличению мозаичности вюрмских степей. В результате растительность позднего плейстоцена на большей части Северной Евразии не имела четко выраженного лесного пояса в привычном для нас виде. Огромное средообразующее воздействие растительноядных видов мамонтового комплекса (и в первую очередь, самого мамонта) подавляло развитие древесных видов, создавая преимущества для травяных сообществ. Вот какая картина воссоздается на основе комплексных данных, в том числе палеонтологических, а вовсе не гигантские ледники и ужасающий холод.

Материал по данным книги «Восточно-европейские леса» подготовил Р. Бекмансуров